Виктор Михайлов

все статьи
221

10 февраля 2014

Виктор Никитович Михайлов настолько многогранная личность как учёного, как чиновника самого высокого уровня и как человека, что одним материалом в честь его 80-летия, опубликованного на нашем сайте, не обойтись.

Ещё при жизни о нём было много различных публикаций, но мы выбрали его интервью в 2002 году специально для журнала «Экономические стратегии» журналисту Н. Вершининой и главному редактору А. Агееву. Публикуем материал без сокращений.

Прозванный с легкой руки журналистов «ястребом», Виктор Никитович Михайлов, один из создателей «ядерного щита» СССР, напоминает: «Птица ястреб — это стремительный взлет и мягкая посадка, острый слух и зоркое зрение, мощный клюв и отеческая нежность к потомству. Я самый мирный человек, но я вынужден оставаться в рядах „ястребов“, пока будет хоть малейшая угроза безопасности страны». Так начиналась его книга «Я — «ястреб», которую он написал в 1993 году, будучи министром по атомной энергии РФ, в период гонений на ВПК и яростной перековки российских атомных мечей на орала.

Академик РАН, директор Института стратегической стабильности Минатома России, научный руководитель Российского Федерального ядерного центра — ВНИИ экспериментальной физики (г. Саров), лауреат Ленинской и Государственных премий СССР и РФ, министр РФ по атомной энергии с 1992 по 1998 год.

Он смел, обаятелен и великолепно экстравагантен во всех своих проявлениях — от суждений до манеры вести себя так, как «здесь и сейчас» ему подсказывает его Я. Мы познакомились в Алма-Ате на Международном форуме «XXI век — навстречу миру, свободному от ядерного оружия» в конце августа 2001 года. Он решительно подошел к делегации атомщиков, поздоровался. Нас представили: «Легендарный Михайлов — экс-министр по атомной энергии, тот самый „ястреб“ ... — Журналист Вершинина, которая мечтает об интервью с Вами ....» В ответ он неожиданно сказал примерно следующее: «Имейте в виду, я не из тех, кто переметнулся в стан „голубей“, а сейчас будут говорить о бесполезности ядерного потенциала!» Пообещал дать интервью и так же стремительно удалился.

На трибуну конференц-зала фешенебельного отеля «Анкара» один за другим поднимались ораторы — президент Казахстана Н. А. Назарбаев, президент Турецкой республики Сулейман Демирель, генеральный директор ЮНЕСКО К. Мацуура, бывший премьер-министр Индии Гуджарал, бывший министр иностранных дел ФРГ Ганс Дитрих Геншер, председатель политсовета Китая Тянь Цзэнцэй, М. С. Горбачев и другие политические деятели, менявшие облик мира в начале 1990-х годов. Мы, члены российской делегации, ждали заключительного слова академика Михайлова, главного оппонента выступавших. Неожиданно после выступления Назарбаева Михайлов вышел из-за стола президиума и ушел. По рядам прокатился ропот. Больше он не появился — улетел в Москву.

«Почему?» — был мой первый вопрос при встрече в его московском кабинете. «О своем выступлении я узнал лишь за несколько минут, тогда, как у всех были отпечатанные тексты, но это не главное. Просто не захотел портить хозяевам праздник и выступать в атмосфере безъядерного мира, которая была задана предыдущими ораторами». Мне кажется, в этом весь Михайлов. Прямолинейный, самодостаточный, честный, открытый.

Наша вторая встреча состоялась осенью 2002 года. Давая интервью для журнала «Экономические стратегии», академик Михайлов был как всегда непредсказуем.

— Виктор Никитович, кажется, наступает время «ласточек», каково сейчас Вам, «ястребу»?

19 декабря 1996 года перед саммитом глав ведущих государств мира, проходившим в Москве под лозунгом: «За ядерную безопасность», прошел Совет безопасности РФ. Кстати, я работал в Совете почти четыре года. После меня ни один министр по атомной энергии не был его членом, что удивительно. Освоение ядерной энергии — это очень важная сфера, требующая принятия решений на уровне президента. Так вот, на заседании Совета безопасности Борис Николаевич назвал биологов и химиков, выступавших передо мной, «ястребами». После этого я вышел на трибуну и сказал: «Борис Николаевич, я ведь тоже «ястреб». А он в ответ: «Я имел в виду не тебя». «Борис Николаевич, представьте себе, что мы все, здесь сидящие, — «голуби». Ведь выродится же эта «голубиная стая» без «ястребов»! Он улыбнулся и ответил: «Это правильно».

И Вам про ваших «ласточек» я могу то же самое сказать.

— Что обязательно нужно помнить «ласточкам»?

Расскажу еще об одной беседе с Ельциным. Однажды он предложил: «А что, если продать весь ядерный оружейный комплекс, и Россия не будет ядерной державой?» Я ответил: «Борис Николаевич, ни Вам как президенту, ни, тем более, мне как министру не дано право решать: быть ли России ядерной державой. Это должен решить народ».

— Референдумов не было.

Локальные референдумы были — 70-75% опрошенных всегда отвечали, что Россия должна быть ядерной державой.

— Вы известны как министр, который совершил сделку века. Расскажите об этом поподробнее.

Я уже писал об этом в 1998 году в статье «Мегатонны ядерной взрывчатки — в мегаватты электричества (Проект ВОУ-НОУ и война за миллиарды)». Вообще в 1997-1998 годах в нашей прессе как из «рога изобилия» лилась клевета на мою душу.

В апреле 1992 года, спустя месяц после того, как меня назначили министром РФ по атомной энергии, ко мне пришли президент РАН Юрий Сергеевич Осипов, известный специалист по вопросам разоружения из США Макс Кампельман и молодой человек Александр, американец по паспорту и русский по происхождению, который в основном переводил наш разговор. В то время Шусторович издавал в России научную литературу на английском языке. Они и предложили продавать США оружейный уран-235, а вырученные средства направить на поддержку институтов Академии наук, конверсию ядерно-оружейного комплекса России и решение экологических проблем. Мне понравился проект, и после этого разговора мы с Юрием Осиповым посетили Бориса Ельцина и главу МИД Андрея Козырева. Было решено начать работу по подготовке соглашения. Вы сами помните, что в то время положение с бюджетом было катастрофическое, и требовалось искать выход для сохранения Министерства.

Я не прерывал знакомства с Шусторовичем, так как он не только организовал цивилизованный бизнес в России, но и имел выход на определенные влиятельные круги в Америке, прекрасно знал американское законодательство, поскольку закончил университет в Бостоне.

Соглашение между правительством РФ и правительством США об использовании высокообогащенного урана, извлеченного из ядерного оружия, было подготовлено менее чем за год, и 18 февраля 1993 года по решению правительства РФ подписал его я. Хочу отметить, что в феврале 2003 года исполняется десять лет с момента его подписания. Это соглашение о реальном, а не виртуальном, уничтожении ядерной взрывчатки, и оно достаточно успешно реализуется.

В соглашении количество уничтожаемого высокообогащенного урана (ВОУ) оценивается в 500 метрических тонн со средним обогащением 90% по изотопу урана-235 (ВОУ). Предусматривается его переработка в низкообогащенный уран (НОУ) для использования в качестве топлива для АЭС. Соглашение остается в силе, пока весь ВОУ не будет переработан в НОУ.

С российской стороны исполнительным органом для его осуществления является Министерство по атомной энергии, со стороны США — Министерство энергетики. В нем предусматривалось также участие частного сектора США.

Хочу отметить встречу президентов РФ и США в мае 1993 года в Ванкувере. Именно на этой встрече мне и заместителю Госсекретаря США госпоже Лин Е. Дэвис было поручено подготовить основные положения контракта по ВОУ-НОУ. Там нами было зафиксировано: Цена на НОУ (с обогащением 4,4%) составляет 780 американских долларов за 1 кг.

Платеж России за компоненту природного урана производится, когда этот материал использован или продан.

Учреждение в возможно короткие сроки совместного предприятия (СП), включающего предприятия и частные
коммерческие структуры США и РФ, для облегчения выполнения контракта. Россия получает доступ к американским заказчикам.

В дальнейшем, Постановлением правительства РФ в августе 1993 года Минатому РФ поручалось заключить через его дочернюю компанию АО «Техснабэкспорт» (TENEX) контракт с государственной корпорацией Минэнерго США United States Enrichment Corporation (USEC). В этом же Постановлении Минатому РФ и Госкомитету по управлению Государственным имуществом предписывалось провести переговоры по созданию СП с США.

В январе 1994 года TENEX и компанией USEC был подписан контракт сроком на 20 лет во исполнение межправительственного соглашения. Контракт был одобрен Минатомом РФ и Минэнерго США. В нем отмечалась необходимость создания СП с США. В 1995 году мы переработали в НОУ 6 тонн ВОУ, в 1996 году — 12 тонн. И так каждый год, увеличивая переработку ВОУ на 6 тонн, в 1999 году довели ее до 30 тонн — предельная производительность наших комбинатов в то время. За создание передовой технологии химической и изотопной очистки и разбавления ВОУ коллектив комбинатов и я были удостоены Государственной Премии РФ за 1996 год.

В общей сложности, по цене, установленной в Ванкувере, Россия должна получить 12 млрд долларов США за переработку 500 метрических тонн ВОУ в топливо для АЭС. Почему я поддержал этот проект?

В начале 1992 года мы вместе с Ельциным посетили Арзамас-16. Помню, я задал ему вопрос: «Борис Николаевич, мы не платим людям зарплату по два-три месяца, а ведь ядерный оружейный комплекс и атомные электростанции выпускают такой продукт... Как объяснить это рабочим?» Он ответил мне вопросом: «Слушай, неужели ты не можешь найти денег на заработную плату?» Я понял, что в ближайшие годы нельзя надеяться на бюджет. Что же делать? Конечно, экспортировать! Когда меня назначили министром, наш экспорт составлял 700 млн долларов в год. Спустя шесть лет, к концу моего пребывания на этом посту, он равнялся 2,2 млрд долларов в год, то есть вырос более чем в три раза. Мы расширили экспортный ассортимент: продавали не только ВОУ-НОУ, но и продукцию машиностроительных заводов, природный уран, прекрасные отечественные технологии обогащения, радиоактивные изотопы для медицины, техники, сельского хозяйства и промышленности, открытые для использования научные разработки, в основном конверсионные, а также продолжили строительство атомных станций. Такова была экономическая стратегия Минатома Российской Федерации.

Впрочем, нельзя не упомянуть об американском физике Томасе Л. Неффе, которого в американской, да и в нашей прессе иногда называют автором идеи ВОУ-НОУ. Вот что я хочу сказать по этому поводу: так называемая четвертая власть с самого начала, с 1991 года, была коррумпирована, она показала пример коррупции и дала толчок развитию этого явления в обществе, действуя по известному принципу: кто платит, тот и заказывает музыку.

С Томасом Л. Неффе я встречался в 1991 году. В октябре 1991 года «Нью-Йорк Таймс» опубликовала его статью «Грандиозная урановая сделка» (24.10.91), где он предлагал правительству США купить 200 тонн советского оружейного урана за 2 млрд долларов в качестве платы за перевозку и демонтаж ядерного оружия, размещенного в бывших республиках СССР. Такое предложение нам было не интересно! Во-первых, 200 тонн оружейного урана стоят около 5 млрд долларов. Во-вторых, Российская Федерация вывезла все ядерные боеприпасы из бывших республик СССР без ядерных инцидентов, без аварий и без денег США. А то, что изотоп U-235 может использоваться в качестве топлива в атомной энергетике, знает каждый школьник. Инициативу господина Неффе в России проигнорировали. Возможно, его статьи и были своеобразным аргументом для правительства и общественного мнения США, но к заключению соглашения в 1993 году и контракта по ВОУ-НОУ в 1994 году он никакого отношения не имеет.

Работа Минатома РФ в 1991-1993 годах — это не только сделка по ВОУ-НОУ, но и вообще сотрудничество в области уменьшения ядерной угрозы, в том числе программа «Lab to Lab», строительство современных складов для хранения избытков ядерной взрывчатки и контейнеров для перевозки радиоактивных материалов. Американцы, осознав необходимость такого сотрудничества, искали его и предоставили источники финансирования. Поняв, что их «голубая мечта» разрушить Минатом России неосуществима, они и стали создавать различные фонды. Им принадлежит идея создания Международного научно-технического центра (МНТЦ), через который за ничтожные деньги (ниже, чем пособие по безработице в США) можно было получить не только научно-технический потенциал, но и подробную информацию о тех, кто работает в области создания ядерного оружия, в химических и биологических лабораториях, в институтах оборонного характера.

— А чем все-таки закончилась эта история? Американцы рассчитались с нами?

Первые два года — 1995 и 1996 — они полностью и своевременно оплачивали поставки НОУ. Соглашение было рассчитано приблизительно на 20 лет. Тогда, при его подготовке, встал вопрос: где рентабельнее разбавлять высокообогащенный уран, в Америке или в России. Речь шла об оружейном уране с 90% содержанием изотопа 235, остальной уран-238. Требования к топливу в атомной энергетике совершенно не те, что при производстве ядерного оружия — здесь необходим определенный химический и изотопный состав. Поэтому нужно было очистить уран, который освобождался в процессе демонтажа ядерного оружия. Это заметные затраты. Совместная российско-американская комиссия (по 10 специалистов с каждой стороны) решила, что более рентабельна российская технология разбавления ВОУ.

— А почему соглашение было подписано именно с США?

Потому что американцам принадлежит 50% мирового рынка обогащения урана. США первые в мире по количеству действующих реакторов. У них работает сейчас 103 ядерных реактора, а в России только 30. Всего в мире около 440 реакторов на АЭС. Наконец, им выгодно взять наш низкообогащенный уран, так как их технология по обогащению урана — каменный век по сравнению с нашей, и им нужно время для реконструкции своих заводов. По соглашению Россия следит за тем, чтобы в Соединенных Штатах НОУ не использовался для изготовления ядерного оружия. В свою очередь, на наших заводах есть американские специалисты, контролирующие процесс ВОУ-НОУ.

Китай и Япония, которым я предлагал НОУ, не взялись обработать такое количество.

— У нас были проблемы с реализацией природного компонента урана?

Компания USEC занимается только обогащением сырья. Совсем недавно она обладала 50% долгосрочных контрактов по обогащению на мировом рынке. Сегодня USEC имеет 35% контрактов и проблемы с реализацией природного урана по демпинговым ценам.

За время действия соглашения компания должна была демонтировать свои диффузионные заводы, работавшие с использованием старых технологий. Американцы хотели освоить лазерное обогащение. Я предупредил, что применение данного метода для тяжелых элементов сегодня нерентабельно, и предложил использовать центрифугу или взять в совместную эксплуатацию один из российских заводов. Они отказались, настаивая на строительстве завода в США. Однако мы не согласились с этим планом. Поэтому у американцев накапливается так называемое давальческое сырье, природный уран. Полученный НОУ продаем в США. Образно говоря, шьется костюм, американцы платят только за пошив, а за материал отдают рулонами. Сейчас, выходит, они платят за поставляемый НОУ лишь две трети, а раньше, в 1995 и 1996 годах, платили полностью.

В Ваших вопросах сквозит желание получить «жареную» информацию. Нет ее. Когда в 1996 году компания USEC была приватизирована, природный компонент, поступающий в эту компанию от клиентов на обогащение, стал российской собственностью. На каждый килограмм НОУ в USEC поступает 10 кг природного урана. Что с ним делать?
Рассчитываются они нашим НОУ. Мы же при разбавлении тратим 3 кг природного урана на 1 кг НОУ. Продавать в США можно не более тех квот, которые были для нас определены. Это около 1-2 тыс. тонн природного урана. При поставке НОУ из 30 тонн ВОУ мы имеем ежегодно 9 тысяч тонн природного урана в качестве бартерной части оплаты за поставленный НОУ. Надо отметить, это внушительный объем!

Сегодня Россия добывает около 3 тыс. тонн природного урана в год, а расходует порядка 10 тыс. тонн. Из них половина идет на топливо для российских АЭС, а другая половина — на экспорт. С тех пор, как распался СССР, мы расходуем государственные запасы природного урана. К слову сказать, чтобы создать рудник по добыче 9 тыс. тонн природного урана, потребуется 5-10 лет и не один миллиард долларов.

Как распорядиться 9 тыс. тонн природного урана, которые появляются у России на территории США? Мы рассматривали три варианта.

Первый — продажа урана собственными силами. Но квота на американском рынке и ограничения в Европе не позволили нам сделать это без существенного уменьшения цены на уран. Ее пришлось бы опустить значительно ниже, чем 28,5 долларов США за 1 кг — цена, указанная в контракте.

Второй вариант — продажа урана крупным зарубежным фирмам, как говорится, «на корню». Тут возникла «Кожема-Камеко» (Франция, Канада), но ее условия были грабительскими.

Третий вариант — создание с США совместного предприятия по реализации природного компонента.

России на разбавление также требуется природный уран, около 3 тыс. тонн в год. По второму варианту мы объявили тендер на закупку природного урана и получили предложение от группы «Pleiades», куда входил не только А. Шусторович, но и такие влиятельные американские деятели, как бывший министр торговли Р. Мосбахер, Стив Хаэдли, являющийся сегодня помощником Кондолизы Райс, сын госсекретаря Бейкера Бейкер-младший, который при президенте Клинтоне был инициатором создания международного научно-технического центра, а также известная компания «Нукем» (Германия). Группа располагала широкими связями в профсоюзе работников, занимающихся добычей урана, и влиянием на атомную энергетику ряда штатов США.

Хочу сказать несколько слов о позиции Государственного департамента США. Я написал письмо госпоже Лин Е. Дэвис, заместителю госсекретаря по контролю над вооружениями и международной безопасностью, с просьбой прокомментировать ситуацию с двумя группами покупателей. В своем ответе она отдала предпочтение группе «Кожема-Камеко» и не упомянула об СП. К сожалению, предложения по тендеру через TENEX стали известны группе «Кожема-Камеко», и их условия покупки сразу изменились. Они начали сближаться с предложениями группы «Pleiades» — «Нукем».

В этой ситуации я принял решение торговать через совместное российско-американское предприятие, как это было прописано в свое время в соглашении, контракте и в Постановлении Правительства РФ от 25 августа 1993 года (№ 861). Для успешной работы совместного предприятия в 1997 году в США стали создавать склад природного урана, который нам поставляет USEC. Это должно было стать для клиентов СП гарантией поставок природного урана. Создание СП с США было важным элементом экономической стратегии Минатома. В СП я приглашал и USEC, но ее руководство категорически отказалось. Тогда мы стали сотрудничать с дочерней компанией TENEX в Соединенных Штатах и с «Pleiades». Главным условием работы была гарантированная реализация природного урана по цене не ниже 28,5 долларов США. Все, что превышало эту стоимость, должно было делиться в соотношении: 51% России и 49% США. Но это СП, к сожалению, не состоялось.

Новый министр, сменивший меня в 1998 году, тяготел к «Кожема-Камеко», то есть ко второму варианту. Думаю, он просто продал почти весь уран франко-канадскому консорциуму — нашим конкурентам, оставив часть продажи в рамках американских квот европейскому филиалу «Техснабэкспорта». Это было тайной за семью печатями.

В свое время я был категорически против этого. Он же считал, что так лучше и легче. «Кожема-Камеко» — это два кита, которые сегодня управляют рынком природного урана, особенно «Кожема», компания очень мощная, сильная. Ко мне даже приходил посол США и спрашивал, почему вы не продаете им? А я ответил, что не продаю, потому что эти компании — одни из главных наших конкурентов на мировом рынке. Они надеются хорошо заработать, складируя российский уран до лучших ценовых времен.

— Вам было обидно?

Нет. Министр может сделать какой-либо ход по тем или иным соображениям. Помните, в конце 1998 года курс рубля упал почти в четыре раза, и это было «выгодно».

К примеру, упомянутый мной промежуточный склад, который мы хотели иметь в качестве гарантии для покупателя. Так вот, в 1998 году после моего ухода с поста министра весь запас природного урана — порядка 12 тыс. тонн — был продан по демпинговым ценам! Здесь мы проиграли: вместо 12 млрд долларов, из них 4,275 млрд за природный компонент, даст Бог, в течение 20 лет получим 3,8 млрд за всю природную компоненту (в ценах американского доллара доллара 1994 года). А мы через СП собирались получить 5 миллиардов.

— Как рассчитывалась эффективность разных вариантов, и что повлияло на принятие решений?

Известно, что когда пост премьер-министра занимал Кириенко, было подписано секретное решение о продаже урана, накопленного на складе. Я понимаю, понадобились средства. Все-таки речь шла о том, чтобы получить сразу около 300 млн долларов, продав 12 тыс. тонн по демпинговым ценам. После дефолта 1998 года это были сумасшедшие деньги в рублях. Сиюминутная выгода и престиж нового министра очевидны.

— За последние десять лет в Минатоме РФ сменилось три министра, каждому из которых соответствовал определенный этап: Вы, Евгений Адамов и Александр Румянцев. Влияют ли такие персональные перестановки на политику министерства?

Этапы разные, и люди совершенно разные и по характеру, и по знанию отрасли. Славский руководил министерством около 30 лет — это уникальный случай. До него четыре министра работали в среднем по 3 года, после него — Рябев и Коновалов — по два с половиной года. Я был министром ровно шесть лет, Адамов — три года. Сколько Румянцев пробудет, не знаю. Но я всегда говорил, что это не то министерство, где министров можно менять, как перчатки.

— Очевидно, Вы говорили это не министру-преемнику, а тому, кто принимает решения?

Конечно, я в свое время беседовал на эту тему с премьер-министром Черномырдиным. Но Виктор Степанович ушел в отставку в начале 1998 года.

— С чем связаны эти перемены?

В Минатоме? Я убежден, что они связаны только с одним: вокруг министерства крутятся разные олигархические кланы. Вот вам простой расчет. За 500 тонн ВОУ мы должны получить 12 млрд долларов США. Даже из расчета 10% годовых вы имеете 1% в месяц. Задержка в один месяц ничего не стоит. А 1% от 12 млрд долларов США — это 120 млн. Пусть в два раза меньше — 60 млн долларов в год при задержке в 15 дней. Но вы их получаете, абсолютно ничего не делая, не неся никакой ответственности. Это очень выгодно. Те, кто сегодня осуществляют передел собственности, — люди, умеющие считать проценты.

На Румянцева сейчас идет наступление. Например, нагнетается обстановка с Красноярским хранилищем отработанного топлива. Неспроста это. На самом деле, чтобы произошел взрыв, температура в хранилище должна подняться приблизительно до 1000 градусов. Для создания такой температуры в массе 6 тыс. тонн потребовалось бы колоссальное количество взрывчатки. И пусть те, кто тайком проникают в хранилище, не шантажируют страну. Второго Чернобыля не будет!

— Речь идет об отечественных или о зарубежных кланах?

На примере «Кожема» я видел, как они оказывают давление и через посольство, и через председателя правительства, и через президента под разными «благовидными» предлогами.

— Под какими предлогами?

Под разными. Иран тому пример. Ведь не мы же начали возводить там атомную станцию. В свое время американцы построили в Иране прекрасный реактор и радиохимическую лабораторию для получения различных изотопов.

— Честной конкуренции нет?

Какая конкуренция, когда сегодня идет процесс глобализации? Объединение корпораций, концернов, отдельных монополий по принципу установления цены и объемов поставок на базе научно-технического процесса в области коммуникаций. Одним словом, борьба мафий, а не конкуренция, сегодня определяет рынок. На мировом рынке никто не ждет нас с распростертыми объятиями, какими бы мы ни были партнерами. Когда речь идет о миллиардах долларов, за такие прибыли ведутся войны, гибнут люди.

Я никогда не думал, что так будет. Моим единственным аргументом для руководства в Китае, Иране, Индии был комплексный подход и помощь этим странам высокими технологиями. Потому что наши финансовые возможности не сравнить с американскими и западноевропейскими. Когда я был в Пекине, ко мне приходили представители французских фирм, которые строят атомные станции в районе Шеньженя. Они предлагали договориться по принципу: мы согласны поступиться, если вы поступитесь. Я им отвечал, что мы не занимаемся грабежом. Западные компании используют хорошо отработанные методы.

— А какие это методы?

Известные — подкуп, шантаж, клевета. Кстати, с 1992 по 1998 годы с моим именем был связан не только рост объема экспорта ядерных технологий и материалов из России, но и покрытие 30% этих потребностей на мировом рынке. Существенно повысилась безопасность российских АЭС, а именно: с двух инцидентов в год на каждый атомный реактор до 0,2-0,3. По этому важному показателю мы заняли одно из первых мест в мире. Подобные достижения сегодня сделали возможным рост КИУМ — коэффициента использования установленной мощности. В эти годы Россия вместе с Японией и ФРГ заняла лидирующие позиции по темпам развития атомной промышленности. Внутри страны Минатом по объему внешнеторгового оборота уступает только газовому и нефтяному комплексам, а по стоимости единичных контрактов лидирует с 1996 года. По оценкам западных экспертов, проекты российских ядерщиков создают предпосылки для структурной перестройки экономики в пользу наукоемких и высокотехнологичных отраслей.

— Можно ли считать, что до 1998 года система Минатома была более-менее единой?

Я убежден, что она и сегодня едина. У нас были единые отчисления в фонд поддержки науки и конверсии — 1% от экспортной выручки, 1,5% и 3% от прибыли промышленных предприятий. Мы сохранили Министерство и ядерно-оружейный комплекс, без инцидентов и аварий вывезли все ядерные заряды из бывших республик на территорию РФ.
Говорят, что первый после Чернобыля реактор в ВВЭР-1000 был пущен в Волгодонске. Почему-то забывают, что в 1993-1994 годах введен в строй четвертый блок Балаковской атомной станции, точно такой же, мощностью 1000 мегаватт. Мне не нравится, когда передергивают историю, пишут ее как бы с чистого листа, приписывая себе чужие достижения.

— Как в отрасли проходила приватизация?

Мы приватизировали предприятия только в тех сферах, которые в технологической цепочке не слишком важны. В основном, это централизованное снабжение материалами, комплектующими и рабочее снабжение. Кроме того, приватизированы монтажные и строительные организации. Была акционирована добыча урана и изготовление топлива для АЭС. Мы также контролируем Новосибирский и Электростальский завод, Приаргуньский комбинат. Обидно, что без ведома министра приватизировали Атоммаш. Это было сделано по законам, которые устанавливало местное руководство, считавшее, что атомщики — дойная корова. Так страна лишилась флагмана отечественного машиностроения для АЭС.

Если говорить об акционировании и приватизации в первые годы с 1991 по 1995, то продажа государственных пакетов акций и залоговые аукционы в очень короткие сроки привели к упадку хозяйства России. Создание банковской системы на народные или партийные деньги по принципу: деньги — бумага — деньги, просто добило страну.

Сейчас стоит вопрос о реорганизации РАО «ЕС России» и о реформе ЖКХ. Подросло второе поколение «демократов». Они тоже хотят войти в клуб олигархов. Все эти преобразования оправдываются необходимостью стимулировать конкуренцию. Да ее нет сегодня даже на московских рынках! А где же ответственность местного самоуправления? Его роль взяла на себя президентская администрация? Все это может плохо кончиться, так как нечто подобное уже происходило у нас в 1990-91 годах.

— Если потенциал системы до Чернобыля принять за 100% и сравнить его с сегодняшним, как можно охарактеризовать состояние отрасли?

Когда распался СССР, мы же потеряли всего 20%. Ядерно-оружейный комплекс целиком находился на территории РФ. Мы лишились, в основном, рудников по добыче урана, золота, редких металлов. Е. П. Славский создал передовую систему комплексной обработки рудного материала. Все, что рентабельно, извлекалось из добытых руд.

— Жорес Алферов недавно сказал, что сейчас мы не смогли бы создать атомную бомбу.

Он прав. Олигархи таких денег не дадут, их интересы на Западе. А у государства нет денег даже на пенсионеров.

— А Иран может?

Думаю, лет через 15-20 сможет, если позволят финансы. У них есть небольшой задел.

— Кто с ними сотрудничал?

В 1994 году, впервые посетив Иран, я видел прекрасные генераторы нейтронов на 14 мегавольт, поставленные из Германии, отличное американское оборудование (САН-3, САН-5), великолепные программы трехмерного счета нейтронного потока в реакторах, которые они получили от французов. США построили там замечательный атомный реактор, правда, малой мощности. В Иране представлены очень многие зарубежные фирмы. Мы же достраиваем АЭС в Бушере, которую начали строить немцы, и делаем это, соблюдая все международные правила и договоры.

— Мы как будто немного комплексуем, вроде как мы в хвосте?

Вы, может, и комплексуете, а я — нет. Жаль, что мы не добились завершения строительства АЭС на Кубе...

— Рушится все?

Ничего не рушится. У нас не было ни одной аварии, мы вывезли ядерные боеприпасы с Украины и из Казахстана. Украине уже заплатили за ядерную взрывчатку, сейчас Казахстану платим. Конечно, воровство ядерных материалов имело место, но, в основном, в сфере мирного атома, где расцвел дикий рынок. В военной отрасли это исключено — здесь система охраны намного жестче.

— А зачем нам все это, если мы ничего не можем предпринять? Вот, Америка, бомбит, кого захочет, а мы уже никого и никогда.

Здесь вопрос в другом. Сегодня, кроме ядерного оружия, ничего практически нет. Наша армия разрушена, она не располагает современным сверхточным оружием. Хотя НИР-заделы есть, но до крупной серии мы их не доводим, не можем. Но это проблема не Минатома. Мы свое серийное оружие выпускаем, ядерно-оружейный комплекс, науку и производство сохранили.

— Скажите, наши ядерщики — лучшие в мире?

Что касается китайцев, французов и англичан, они, конечно, хуже. Американцы на уровне. В 1988 году я провел с ними три месяца на СЭКе — совместном эксперименте по контролю, — руководил российской группой в США. Нас было 40 специалистов. Мы работали рядом с американцами на Невадском испытательном полигоне при проведении подземного ядерного взрыва в скважине. Они почти каждый день ходили смотреть нашу диагностику. У нас был аналого-цифровой регистратор СРГ-7, прибор для регистрации наносекундных импульсов, у них такого не было. Он регистрировал уникальные вещи, в том числе и электромагнитные наводки на измерительные кабели.

— Почему-то мне кажется, что американцы нас в этом эксперименте в чем-то переиграли?

Меня поражает такая логика: у нас априори все хуже или нас переиграли. Наши ребята на испытаниях ядерного оружия показали им высокий класс!

К примеру, нам потребовалось заземление измерительных комплексов не более 10-ти Ом, как принято у нас в стране. Мы втыкаем штырь в землю и получаем 50-60 Ом. У них сухая земля — пустыня Невада. Американцы развели руками: что делать? Пришлось объяснить им, что нужно выкопать яму, высыпать туда мешок соли и каждый день заливать водой. Таким образом удалось довести сопротивление до 4-х Ом. И подобных примеров множество. Иногда я просто приходил в бешенство от их очень узкой специализации и слепой веры в ЭВМ.

— А чем еще американцы вызывали у Вас «бешенство»? Я имею в виду научно-техническое сотрудничество с ними.

Например, они не смогли герметично состыковать свои и наши высокочастотные кабели. Мы им предложили проверить качество стыковки кабелей в бочке с водой перед тем, как опускать их в измерительную скважину. Они не сделали этого, понадеявшись на свою технологию, ну, и промахнулись. На своем полигоне американцы потеряли телеметрию данных на командный пункт, о чем мы их тоже предупреждали.

И многое другое. Совместный эксперимент состоял из двух подземных ядерных взрывов, из них один на Невадском полигоне, другой — на Семипалатинском.

В этот период нас очень хорошо встречали в Нью-Йорке, возили в Вашингтон, в Белый Дом. В этих вопросах они молодцы.

Возвращаюсь в Москву, меня вызывают в ЦК: «Вам необходимо вылететь в Казахстан, там что-то не ладится». А я только из Шереметьева! На следующий день прилетаю на Семипалатинский полигон. Познакомился с американской схемой измерений, объяснил, что надо переделать, предупредил, что завтра утром приду и проверю. Их руководитель спросил у генерала Ф. Ф. Сафонова: «Почему?» Он ответил: «Делайте, как говорит профессор Михайлов». Американец: «Нет, я позвоню в Вашингтон, в Москву, в посольство, они там будут решать». Я ему на это: «Слушайте меня внимательно, господин..., до Москвы далеко, до Вашингтона — тем более, а Сибирь-матушка рядом. Если к утру вы не измените схему измерений, то просидите лет десять в Сибири, пока вас разыщут...» Утром пришел на измерительную площадку — все сделано так, как я просил, даже более того. Они мою шутку про Сибирь, видимо, не поняли.

— Надежные партнеры американцы?

Надежные, когда понимают, что им есть чему поучиться. Была у них вначале этакая спесь, но когда они увидели, как мы работаем, тон переменился. По сей день они охотно сотрудничают, в том числе по схеме «Lab to Lab», которую я разрешил, будучи министром.

— Говорят, что Вы их не любите?

Не люблю за то, что они иногда хвастаются, ведут себя высокомерно. На самом деле, в нашей отрасли их технические специалисты не лучше российских. Здесь американцы для меня — не пример. И я об этом им прямо заявляю. Однажды президент Клинтон сказал мне: «Профессор Михайлов, Вы не любите Америку».

А я отвечаю: «Во-первых, любви без взаимности не бывает, а во-вторых, при чем тут любовь? Что вы сделали со своими аборигенами? Половину убили, половину продали в рабство, а оставшихся загнали в резервацию. Это демократия? Это любовь?»

— И что сказал Клинтон?

Ничего.

— А китайцы лучше?

Китай — это огромная великая держава! За последние 5000 лет эта страна внесла большой вклад в развитие цивилизации. Россия же в 1988 году отметила тысячелетие христианства. Что дали миру США, которым всего 200 лет? Научно-технический прогресс за счет ученых, которых они собрали со всего мира.

— Но именно они смогли это сделать и сейчас имеют возможность нанести ядерный удар по кому угодно...

США уже сделали это. Вы забыли о Хиросиме и Нагасаки? У них рука не дрогнула. Они богатые и не спрашивают разрешения у мирового сообщества. Двойные стандарты, военное вмешательство — все это стало для американцев нормой жизни. Я считаю, что сегодня Соединенные Штаты несут зло по нашей планете.

— А у нас ума много, да денег нет?

Знаете, мы самые умные, но самые нищие. Страна большая, порядка только нет! Но я не перестану повторять, что Россия — великая держава. Великая своим культурным и научным наследием, своими природными богатствами и своим народом. Ну, какой народ выдюжил бы такой бешеный переход к рынку? Если бы американцы жили так, как сейчас живем мы, они вплавь через океан возвращались бы на родину своих предков. А нам некуда плыть, здесь наша земля, в которой лежат кости наших предков.

— Какова вероятность того, что из-за сотрудничества с Ираном, Ираком, Северной Кореей и прочими странами «оси зла», американцы нанесут по нам ядерный удар?

Это исключено, потому что они прекрасно знают, каким будет ответ.

— А если не успеем?

Успеем. Получат по зубам! Независимо от того, кто будет президентом в России — народ заставит.

— У нас не хватит политической воли ответить?

Народ ответит. Хватит, когда выйдут миллионы людей и скажут: «Надо ответить!» Я абсолютно уверен в силе российского народа. Почитайте мои книги, статьи. Более того, я верю, что именно в этом тысячелетии коренные жители Америки, индейцы, вместе с потомками привезенных рабов из Африки изгонят пришельцев и возьмут власть в свои руки. Не станет американской империи.

— А нанести удар без ядерного оружия можно?

Без ядерного оружия? На то и создали мы ядерное оружие, чтобы предотвратить любой удар по России и чтобы не было глобальной войны.

— А могут ли американцы применить в Ираке ограниченное ядерное оружие?

Могут, сверхмалой мощности. Сегодня существует оружие, диапазон мощности которого от сотен тонн до десятка миллионов тонн. Речь идет о заглубленном взрыве, то есть заглубить его надо так, чтобы негативные последствия для окружающей среды были минимальными. Пройти, скажем, на глубину 20-30 метров в грунт под защищенный объект и уничтожить его. Для этого заряд мощностью 10 мегатонн или одна мегатонна не нужен.

— А сверхмалые?

Сверхмалые — это всего десятки килограммов веса и соответствующие габариты, а также прекрасная внешняя защита. Это ядерный заряд, проникающий в глубь земли. Проникающий боевой блок может пройти необходимое расстояние — маленький заряд, окруженный плотной оболочкой, которая сгорает, когда он входит в землю. Он взрывается глубоко в земле. При этом конструкция блока испытывает колоссальные перегрузки. Эту проблему еще предстоит решить, но она вполне решаема.

— Каков в данном случае разрушающий эффект?

Очень сильный. Это что-то вроде землетрясения. Сейсмическая волна будет мощная, но локальная.

— И земной шар, наверное...

С земным шаром ничего не случится. Мы делали подземные ядерные взрывы 1-10 мегатонн. В результате появлялись локальные трещины на поверхности, а внутри грунта шла мощная ударная волна, которая на сравнительно малых расстояниях быстро затухала. Таким образом можно уничтожить любой, даже высокозащищенный объект. Вот в чем сила взрыва малой мощности с проникающим зарядом и точным наведением. Если я наведу плюс-минус сотни метров, то ничего не получится, нужно иметь точность менее десятка метров. Американцы тоже проводили на Аляске мощные подземные взрывы порядка 10 мегатонн и получили те же результаты.

— То есть в ближайшее время такие заряды могут быть применены в каких-то локальных конфликтах?

Вполне возможно, но сначала их нужно сделать. Осуществить взрыв заглубленного заряда сверхмалой мощности без видимых последствий на поверхности не так просто. Для этого потребуется колоссальная «мозговая атака».

— Такая техническая возможность появится в ближайшие годы?

Это не запрещено законами электродинамики, механики, аэродинамики, гидродинамики.

— Виктор Никитович, а чем занимается Ваш институт?

Моя основная должность — научный руководитель Российского Федерального ядерного центра — ВНИИ экспериментальной физики. Когда в 1992 году Юлий Борисович Харитон по возрасту перешел на должность почетного научного руководителя, он, а также ученые Арзамаса-16, ныне города Сарова, предложили мне стать его преемником. Затем, в 1999 году под моим руководством был создан Институт стратегической стабильности (ИСС). Это научно-аналитический центр, работающий над выполнением глобальных задач, как записано в уставе, для «консолидации научного потенциала отрасли в целях исследования проблем, связанных с обеспечением национальной безопасности России и стратегической стабильности в мире, прежде всего в ядерной оружейной области». Кроме того, мы ведем концептуальный анализ мировой военно-политической ситуации, степени и характера внешних угроз жизненным интересам России. Даем оценку и прогноз их развития, также анализируем ход выполнения положений международных договоров в ядерно-оружейной области, готовим соответствующие предложения и рекомендации по переговорному процессу. Результаты исследований предоставляются непосредственно руководству Минатома. Дальнейшая судьба наших предложений мне не известна. Одно я знаю, что нынешние руководители, как правило, считают, что их должности определяют их интеллект. А интеллект — это знания и талант, а не должность.

— Вы руководили таким огромным комплексом и сейчас занимаете руководящие посты, каковы Ваши управленческие принципы?

Я всегда говорил: «Никому Бог не дал права судить ближнего». Человеку свойственно ошибаться. В свой адрес можно выслушать все что угодно, но к подчиненным нужно относиться внимательно и нежно. Не следует забывать, что ваши слова могут больно ранить.

Второй принцип: работу надо искать, а не ждать, и она всегда найдется. Еще один принцип: вести себя с достоинством, но не высокомерно, скромно, но не заискивая. Когда мы три месяца были в командировке на Невадском ядерном полигоне в США, я всегда говорил своим ребятам, что попрошайничать — рубашку бесплатно постирать или купить что-то — это нехорошо.

— А у Вас были ошибки?

Конечно, как у любого человека.

— А как у министра?

Я следовал принципам, которые утвердились в Минатоме до меня. Подбор специалистов на ведущие должности осуществлялся по принципу инициативы снизу: кандидатуры предлагали те, кем должен руководить будущий начальник. Приведу пример подхода к работе, который для меня совершенно неприемлем. Прихожу на работу, звонит первая кремлевка. «Замминистра Михайлов слушает». Мне говорят: «Вы не зам! Вы министр. Вас вчера президент утвердил».

Когда я беру специалиста, то подробно с ним беседую. Выясняю, где живет, какая семья, что закончил, каковы его интересы. Считаю, что надо знать о своих специалистах больше, хотя бы о ближайшем окружении.

— С кем Вам было бы интересно пообщаться?

Очень люблю историю развития общества и нашей планеты, меня волнует исторический опыт познания природы. С учеными, конечно, пообщался бы.

Если бы Нобелевский комитет был беспристрастным, какое количество Нобелевских премий получила бы Россия?

Мне трудно сказать. Нас всего 18 академиков физиков-ядерщиков. Знаю, что наши технические специалисты лучшие в мире. Технарей за рубежом готовят плохо, в том числе физиков, механиков, математиков, химиков.

— А какое открытие Вы считаете гениальным?

Таких открытий два — ядерная энергия и ракетный двигатель. Человечество впервые открыло источник энергии, который не требует сжигания кислорода, не дает окислов азота и углерода. Это колоссальный источник энергии.

— А XXI век?

Говорят, в биологии будут открытия. Но я убежден, что никогда человек не сделает человека. Мы сегодня не можем сделать даже полноценного муравья. Это нам не дано. Человек знает лишь капельку из океана тайн природы. Знания будут улучшаться и расширяться, но думаю, что тайны, законы развития природы так же бесконечны, как и она сама.

Очевидно, еще будут открытия, связанные с ядерной энергией, касающиеся не только энергии деления или синтеза ядра, но и энергии изомеров и изменения ориентации магнитного момента нуклонов, прямого преобразования ее в лазерное излучение, в электричество, тепло в форме, удобной для потребления. Надеюсь на фундаментальное открытие в области нанотехнологий и фентосекундных импульсов.

— А бессмертие существует?

Бессмертие? Есть ли душа? Если мы признаем, что Вселенная бесконечна в пространстве и во времени, то человеку этого не дано понять. Как муравью не дано понять, что такое человек, он дальше 100 метров от муравейника ничего не знает. Если мы это признаем, то должны признать, что разум и интеллект не имеют границ. И разумный человек — не последняя инстанция в этом мире.

— То есть Бог есть?

Вы можете назвать это Богом, а я называю интеллектом, который тоже имеет свою бесконечную иерархию. Одна из главных ошибок коммунистов Маркса и Энгельса в утверждении, что высший разум — это человек и что движущая сила в обществе — пролетариат. Движущая сила — интеллект, интеллигент. Интеллигент — это не тот, кто «с ножичком кушает», это образованный человек, который не только постиг знания предков, но и дает капельку больше.

— А чему Вас научила жизнь?

Только одному — она прекрасна! Если утром просыпаешься и все у тебя нормально: ножки, ручки шевелятся, глазки открываются — это и есть счастье жить!

«Экономические стратегии», 2002, № 6, стр. 46-59.


С конца 1996 года камнем преткновения в работе российско-американской комиссии Гора-Черномырдина оставалась жесткая позиция Михайлова по трем зашедшим в тупик переговорным проблемам: строительство АЭС за рубежом, транспарентность ядерных полигонов в Неваде и на Новой Земле, а также вывоз природного урана с территории США в Россию.

Если по проблеме ядерных полигонов Москве удалось добиться равноправия, что было зафиксировано в новом протоколе к Договору о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний 1996 года, то успехи Минатома в ядерном изотопном разделении могли отнять у США не один миллиард долларов потенциальной прибыли. Российский проект атомных реакторов ВВЭР выиграл тендер на строительство АЭС в Индии, Китае, Иране, Финляндии и пяти странах СНГ. А после банкротства и затем реорганизации концерна Westingaus еlektrik российские проекты ВВЭР на международном рынке по уровню спроса стали едва ли не монопольными среди проектов АЭС средней мощности.

По некоторым данным, давление на Михайлова через комиссию Гора-Черномырдина, которая пыталась сделать этот бизнес международным, не дало результата, экс-министр отстоял монополию Минатома. Проблема российской экспансии ядерного машиностроения и обогащения урана сводилась к тому, что Москва в лице Михайлова не хотела делиться с США на их условиях. И в этой борьбе с США и ЕС Михайлов победил.

Материал подготовил
ведущий специалист МОДВ АЭП
Бушмелев В. Ю.